Шелли МакКормик,
Ворочаясь на пузе в своей кровати и слыша зычный храп Дока, который даже во сне не выпускал своё банджо и выдавал каждые полчаса по аккорду, я осознал, что заснуть у меня не получится, а если и получится, то уж точно не в этом городке. С тех пор, как мы сюда приехали, сердцебиение моё участилось и дело не в щеголяющих по всему городу дам с голыми животами, сердечных шумах или твоих "уси-пуси, вы только посмотрите, какие у нашего лысенького большие ушки!". Что-то с этим городом было не так. Ведь не зря там на входе была надпись про то, что не надо верить глазам. Уж слишком тут все какие-то дружелюбные, даже по два рулона туалетной бумаги выдают в туалет, который ещё и бесплатный! Нет, тут точно что-то неладно. Вдруг из моего живота раздалось громкое желудочное журчание.
Я лёг на правый бок, натянул одеяло на ухо, закрыл глаза и вдруг понял, что спать у меня совершенно не получится, потому что даже Док от моих пищеварительных позывов начал жевать свою подушку во сне, при этом приговаривая: "Ох, штарая Труди, вы шегодня потряшающе выглядите..." От всего происходящего я понял, что мне нужно было чего-нибудь поесть.
Я откинул одеяло и сел. Может быть, у Шелли что-нибудь осталось? Нет, половину того что там было, я съел, а от другой половины меня ты успела отогнать. Я вскочил и подбежал к окну. Откуда-то из недр подсознания всплыло: "Подавались ему обычные в трактирах блюда, как-то: кислые щи, мозги с горошком, огурец солёный (я глотнул) и вечный слоёный сладкий пирожок…" Отвлечься бы, подумал я и взял книгу с подоконника. Это был Алексей Толстой, "Хмурое утро". Я открыл наугад. "Махно, сломав сардиночный ключ, вытащил из кармана перламутровый ножик с полусотней лезвий и им продолжал орудовать, открывая жестянки с ананасами (плохо дело, подумал я), французским паштетом, с омарами, от которых резко запахло по комнате". Я осторожно положил книгу и сел за стол на пуфик. В комнате вдруг обнаружился вкусный резкий запах: какой-то умник вздумал наполнить её запахом омаров, или от голода я совершенно рехнулся. Я стал размышлять, почему Шелли до сих пор ни разу не варила омаров. Или, скажем, устриц. У Диккенса все едят устриц, орудуют складными ножами, отрезают толстые ломти хлеба, намазывают маслом… Я стал нервно разглаживать узорчатую скатерть. На скатерти виднелись неотмытые пятна. На ней много и вкусно ели. Судя по размерам пятен, давились в три горла и не запивали.
Вдруг мои гастрономические размышления прервал странный звук. Он был похож на медленную, повторяющуюся с каждым разом мелодию. Я подскочил к окну и прислушался. Эта была мелодия из музыкальной шкатулки.
- Нет, мелодия, это не ко мне, тут Шелли избранная! Она должна услышать тебя и идти на ответы, а я так - в качестве приятного приложения. Так что ты это, не принимай близко к сердцу и давай, пока, а я спать пойду.
Но мелодии было по барабану, кого я считал избранным. Она захватила меня, сковала мои конечности и как будто заставила идти прямо к ней. Идти мне было особо некуда, потому что я уже стоял в трусах около раскрытого окна, и поэтому с шумом навернулся вниз и, прокатившись по крыше и сломав пару черепиц и чуть не сломав пару пальцев, ухнулся с треском с поилку для животных и проломил его.
Ты, услышав эти звуки и мой ругающийся голос мигом проснулась (если, конечно, вообще спала) и быстро нашла на своих сканерах Дока, но не меня. Подскочив из позы лотоса, ты подбежала к окну и увидела меня, медленно идущего в лесную чащу.
- Ну конечно, значит ко мне в трусах не ходим, а по загадочным лесам и полям мы шатаемся! - громко прошептала ты. - Пригляжу-ка я за тобой.
Ты взяла кое-какое нужное барахло и поспешила следом.
Тем временем я, продираясь сквозь тернистую чащу и царапая лицо ветками, шёл всё дальше, на звуки музыки. Она усиливалась. Было в ней что-то знакомое, что-то родное. Что-то такое, о чём я когда-то давно позабыл. Вдруг впереди показалось огромное дерево неестественной формы. Подойдя ближе, я машинально пнул его. Дерево отдало пустым железным звуком. Схватив пальцами тщательно замаскированную дверь (будто зная, где она находится), на которой было написано "Сто пудов не тайный туннель", я вырвал её и отшвырнул в сторону. Вниз в темноту вела загадочная лестница. Не заметив таблички "Осторожно, высокий порог", я запнулся об него и кубарем скатившись вниз и перебрав при этом весь нецензурный словарный запас, упал головой в песок. Очухавшись и выплюнув изо рта всякую пакость, я поднял голову. С саундтреком "Тайный туннель!" передо мной предстал (кто бы мог подумать) тайный туннель! Его своды вели в темноту. Кряхтя, я поднялся на ноги и направился вперёд.
Судя по расположениям ходов, это был целый лабиринт, но меня это не смущало, ибо я отчётливо продолжал слышать эту самую мелодию и продолжал на неё идти. Ощущение знакомого, как и звук музыки, всё нарастало. На стенах тут и там красовались изображения лысых летающих людей. Вдруг я дошёл до огромной каменной плиты. Выставив её мощным рывком я влетел в помещение и снова упал мордой в песок. Отплевавшись, я поднял голову наверх... и ахнул.
Это была большая зала, вся исписанная рисунками и иероглифами. Приглядевшись, я понял, что эти рисунки рассказывают какую-то историю. Я принялся расшифровывать:
"Во времена, когда ещё никто не знал о том, что такое вай-фай роутер, горстка людей, объединённых обей благой целью жила мирной и духовной жизнью в своём уединённом храме. Некоторые из них были настолько духовны и едины с природой, что даже не брили подмышки. Знаю, гадость, но это правда! Так вот, люди эти были названы Воздушными Слоупоками, в честь того, что какие-то очевидные вещи они замечали не с первого раза, а какие-то делали слишком уж быстро..."
Я содрогнулся и посмотрел на свои подмышки. Они были гладкими и сухими. Вздохнув, я вернулся к чтению:
"Смысл жизни Воздушных Слоупоков заключался в служении правде и бескорыстию, кроме того, каждые много тысяч лет Небеса посылали им того, кто мог их вести. Они чувствовали его мысли, его настроение, его счастье, потому что у всех них была связь друг с другом на расстоянии. Последним из посланников Неба стал воздушный слоупок по имени Жэн Токе."
- Надо же, какое дурацкое имя, - смеясь подумал я.
"Жэн Токе не терпел несправедливости ни в какой её форме, поэтому, когда в храм провели интернет, он стал пытаться искоренять её в интернете, он даже взял себе соответствующее прозвище, но мощи троллей, в силу своей юности, он не рассчитал. Она была столь велика, что бомбаниссимо посланника Неба не знало равных во всей истории слоупоков. Однако Токе не учёл того, что он был соединён духовной связью с остальными своими братьями и сёстрами, и той, кого он любил..."
Я содрогнулся.
"Она была молода и прекрасна, так же как и он. Ей тоже передалось всеобщее бомбаниссимо, уничтожившее весь народ слоупоков, и уничтожившее её. Она умирала у него на руках и просила остановить поповзрывы, но он был слишком молод, чтобы знать, как это сделать. Пребывая в горе от того, что целый народ утратился по его вине, Токе стал путешествовать по миру в поисках новой жизни. Он посетил Пайтон Фоллз, и попросил меня нарисовать его на стене и написать эту историю, если он когда-то захочет вспомнить о своём прошлом. А потом, согласно его же воле, мы напоили его самым отборным коньяком, отчего он потерял память и изменился внешне. Прежде, чем заколотить его в ящик с трусами и под предлогом подарка закинуть его в стоящий близ нас на якоре корабль со странным названием балерины мужского пола, в карман ему мы сунули только молот, один из моих специальных журналов, и паспорт с единственным полем, в котором было указано то самое прозвище, которое он взял когда-то как знак того, что всегда будет бороться с худшим кошмаром интернета - Антитролль".
Прочитав последний абзац, у меня защипало в носу. Мир начал уходить из под ног. Я обернулся на стену и увидел огромный, высеченный в камне рисунок. Сидящий на скале парниша на фоне гор, пускал поток воздуха, уносящий листья лозы вдаль к горам. На правой руке парнишки отчётливо виднелась надпись на китайском языке: 昊天不忒 — Небеса не делают ошибок .
Стоя с широко раскрытыми глазами, я посмотрел на свою правую руку и увидел, как на ней проявляются эти же самые иероглифы. Руки и ноги в мгновенье стали тяжёлыми, как сталь. Окружающие звуки, в том числе и чьи-то шаркающие позади ноги, пропали. Голова закружилась. Я рухнул на колени, не отрывая взор от рисунка. Одинокая слеза скатилась по щеке и упав в песок, навсегда затерялась в нём...
- Что же это получается, - отдышавшись и приходя в себя, гневно произношу я. - Это Я виноват в исчезновении собственного народа? И... Это МЕНЯ зовут таким дурацким именем?! А кто же тогда автор журнала? И зачем ему всё это?!